ОТКРЫТОЕ БУДУЩЕЕ БИОТЕХНОЛОГИЙ, ПРИРОДЫ И ЧЕЛОВЕКА
Привет! В этом курсе предлагаем поговорить о биоэтике и о том, каким может быть наше будущее, если мы начнем редактировать ДНК человека. Чтобы разобраться в теме, послушайте подкаст или прочитайте текст ниже. Вы также можете обратиться к дополнительным материалам из списка и выполнить задание для получения сертификата. Увлекательного занятия!
ОТКРЫТОЕ БУДУЩЕЕ БИОТЕХНОЛОГИЙ, ПРИРОДЫ И ЧЕЛОВЕКА
В этом курсе мы поговорим о способах мыслить о будущем, биоэтике и биотехнологиях. С тех пор как в современной науке сменился фокус с открытия на переосмысление последствий и определение границ культурно, морально и социально приемлемого, очень важно своевременно осмысливать направление развития технологий в ключе ответственности и заботы. Также важно понимать, каким мы хотим видеть свое настоящее и желаемое будущее.
Современная наука поразительно плотно встроена в нашу повседневность: от производства еды до практик родительства. Сегодня быстрое развитие технологий стремительно приближает будущее. То самое будущее, которое уже не предсказывают футуристы, а которое производится на разных уровнях прямо сейчас: в высокотехнологичных условиях исследовательских институтов, коммерческих корпорациях или гаражных лабораториях.
Мы уже умеем производить биосталь, что крепче и легче кевлара или, например, осуществлять молекулярную доставку лекарственных препаратов трехмерными ДНК-оригами. В то же время мы все еще не знаем, как создавать солидарные сообщества, возможен ли гуманизм после Холокоста и почему текущая война в Украине вообще возможна.
Нынешняя пандемия — один из тех исторических моментов, когда естественнонаучные изыскания дают важную перспективу в отношении социального мира. Человечество создает понимание болезни, пытаясь соотнести свои гипотезы с реальностью, изобрести критерии, в соответствии с которыми необходимо проверять свои действия (для чего нужно выработать дополнительные критерии), зная при этом, что вирус постоянно изменяется, а универсального лекарства не существует.
Сегодня — впервые в истории — мы получили возможность редактировать не только ДНК ныне живущих людей, но и ДНК будущих поколений — по сути, направлять эволюцию собственного вида. Это беспрецедентный случай в истории жизни на Земле. И даже если эта возможность пока что лежит за пределами нашего понимания, уже сейчас она ставит перед нами критически важный вопрос: как мы, представители капризного вида, неспособные договориться друг с другом столь о многих вещах, посчитаем возможным распорядиться этой грандиозной силой? Над этим вопросом рассуждает Дженнифер Даудна, сосоздательница технологии редактирования генома CRISPR-Cas9, в книге «А Crack in Creation: Gene Editing and the Unthinkable Power to Control Evolution»
Современная наука поразительно плотно встроена в нашу повседневность: от производства еды до практик родительства. Сегодня быстрое развитие технологий стремительно приближает будущее. То самое будущее, которое уже не предсказывают футуристы, а которое производится на разных уровнях прямо сейчас: в высокотехнологичных условиях исследовательских институтов, коммерческих корпорациях или гаражных лабораториях.
Мы уже умеем производить биосталь, что крепче и легче кевлара или, например, осуществлять молекулярную доставку лекарственных препаратов трехмерными ДНК-оригами. В то же время мы все еще не знаем, как создавать солидарные сообщества, возможен ли гуманизм после Холокоста и почему текущая война в Украине вообще возможна.
Нынешняя пандемия — один из тех исторических моментов, когда естественнонаучные изыскания дают важную перспективу в отношении социального мира. Человечество создает понимание болезни, пытаясь соотнести свои гипотезы с реальностью, изобрести критерии, в соответствии с которыми необходимо проверять свои действия (для чего нужно выработать дополнительные критерии), зная при этом, что вирус постоянно изменяется, а универсального лекарства не существует.
Сегодня — впервые в истории — мы получили возможность редактировать не только ДНК ныне живущих людей, но и ДНК будущих поколений — по сути, направлять эволюцию собственного вида. Это беспрецедентный случай в истории жизни на Земле. И даже если эта возможность пока что лежит за пределами нашего понимания, уже сейчас она ставит перед нами критически важный вопрос: как мы, представители капризного вида, неспособные договориться друг с другом столь о многих вещах, посчитаем возможным распорядиться этой грандиозной силой? Над этим вопросом рассуждает Дженнифер Даудна, сосоздательница технологии редактирования генома CRISPR-Cas9, в книге «А Crack in Creation: Gene Editing and the Unthinkable Power to Control Evolution»
Именно сейчас мы находимся в той точке развития технологий, когда без своевременного осмысления направления движения действовать не только страшно, но еще и опасно. Тем более что предшествующие интеллектуальные традиции не дают готовых ответов на возникающие сейчас вопросы. Скорость изменений сегодня головокружительно высока. И главная сложность заключается в том, что у нас действительно нет морального опыта, который помог бы нам предсказать последствия этих изменений.
Фактически мы вынуждены заново переопределять себя, свои границы и свое место в окружающем мире. В этом смысле нам приходят на помощь социальная экология и биоэтика, а также новые тренды в ответ на существующие каноны функционирования научного знания и коммуникации: принципы open и slow science — открытой и медленной науки.
Фактически мы вынуждены заново переопределять себя, свои границы и свое место в окружающем мире. В этом смысле нам приходят на помощь социальная экология и биоэтика, а также новые тренды в ответ на существующие каноны функционирования научного знания и коммуникации: принципы open и slow science — открытой и медленной науки.
Что такое биоэтика? Это социальный институт, область академических исследований, направление академической специализации, профессиональная область экспертизы, а также законодательства и юриспруденции.
Биоэтика — эта область, которая не заканчивается на вопросах терминации жизни или клинических испытаниях лекарственных препаратов. Это то, что касается жизни каждого и каждой из нас бесчисленное количество раз на протяжении всего континуума нашей жизни: от момента зачатия (и даже раньше) до момента смерти (и позже).
При этом масштаб применений биоэтики лежит далеко за пределами медицинских клиник: в исследовательских лабораториях, публичном здравоохранении, поиске новых лекарств, политике, праве и научных публикациях.
Итак, биоэтика — это область исследований, которая имеет дело с этическими вопросами, возникающими в сфере биомедицинских исследований, то есть всего, что имеет дело с жизнью — так называемыми Life Sciences.
Фактически биоэтика, будучи междисциплинарным знанием, призвана объединить естественные и гуманитарные науки, медицинскую и экологическую этику, биологические факты и человеческие ценности. Сам термин «биоэтика» ввел американский онколог Ван Рассел Поттер в книге «Биоэтика — мост в будущее».
Он писал, что благодаря объединению естественнонаучной и гуманитарной культур этика может быть более действенной, а наука — более нравственной. «Если… существуют “две культуры”, которые, по-видимому, не способны к диалогу, — естественные науки и гуманитарное знание, и если это является одной из причин того, что будущее представляется скорее сомнительным, то возможно, при помощи этой новой дисциплины нам удастся построить мост, соединяющий две культуры, — «мост в будущее».
Биоэтика — эта область, которая не заканчивается на вопросах терминации жизни или клинических испытаниях лекарственных препаратов. Это то, что касается жизни каждого и каждой из нас бесчисленное количество раз на протяжении всего континуума нашей жизни: от момента зачатия (и даже раньше) до момента смерти (и позже).
При этом масштаб применений биоэтики лежит далеко за пределами медицинских клиник: в исследовательских лабораториях, публичном здравоохранении, поиске новых лекарств, политике, праве и научных публикациях.
Итак, биоэтика — это область исследований, которая имеет дело с этическими вопросами, возникающими в сфере биомедицинских исследований, то есть всего, что имеет дело с жизнью — так называемыми Life Sciences.
Фактически биоэтика, будучи междисциплинарным знанием, призвана объединить естественные и гуманитарные науки, медицинскую и экологическую этику, биологические факты и человеческие ценности. Сам термин «биоэтика» ввел американский онколог Ван Рассел Поттер в книге «Биоэтика — мост в будущее».
Он писал, что благодаря объединению естественнонаучной и гуманитарной культур этика может быть более действенной, а наука — более нравственной. «Если… существуют “две культуры”, которые, по-видимому, не способны к диалогу, — естественные науки и гуманитарное знание, и если это является одной из причин того, что будущее представляется скорее сомнительным, то возможно, при помощи этой новой дисциплины нам удастся построить мост, соединяющий две культуры, — «мост в будущее».
Когда-то в христианской доктрине мира понятие души в какой-то мере помогло человеку осознать самого себя, уникальность и целостность своей личности. В некотором смысле ДНК приняла на себя культурные и социальные функции души и стала истинным местом расположения личности, материальным подтверждением уникальности — по крайней мере, в повествовательном каноне биологического детерминизма.
И хотя ответы на вопросы о взаимосвязанности всего живого ввиду универсальности генетического кода лежат в молекулярных слоях, то есть за пределами ощутимой реальности, тем не менее эта сфера может быть измерена, поддается описанию и управлению. Как только появляется возможность управлять — это становится инструментом. А в условиях капиталистического мира это моментально становится еще и товаром, а значит — имеет цену и обретает свойство предметности.
Что же представляет собой геном? Что такое ген? Мы все примерно понимаем, что это, но у нас нет необходимости об этом задумываться.
Ген — это единица информации, которая несет в себе функциональную нагрузку, это наша инструкция к применению, одновременно hard- и software, универсальный код жизни, то, что позволяет нам функционировать.
Информация в ДНК суперкомпактно упакована в хромосомы.
И хотя ответы на вопросы о взаимосвязанности всего живого ввиду универсальности генетического кода лежат в молекулярных слоях, то есть за пределами ощутимой реальности, тем не менее эта сфера может быть измерена, поддается описанию и управлению. Как только появляется возможность управлять — это становится инструментом. А в условиях капиталистического мира это моментально становится еще и товаром, а значит — имеет цену и обретает свойство предметности.
Что же представляет собой геном? Что такое ген? Мы все примерно понимаем, что это, но у нас нет необходимости об этом задумываться.
Ген — это единица информации, которая несет в себе функциональную нагрузку, это наша инструкция к применению, одновременно hard- и software, универсальный код жизни, то, что позволяет нам функционировать.
Информация в ДНК суперкомпактно упакована в хромосомы.
Ниже вы увидите обычное изображение правозакрученной двухцепочечной модели ДНК-спирали. Если вы чувствуете, что уже устали и немного паникуете от картинок молекулярной биологии, — это нормально и свойственно 98% людей. Остальные 2% идут в биологи — это как раз те люди, которым отдельно платят за то, чтобы они разбирались в предмете получше.
Хатимодзи — синтетическая ДНК, где вместо четырех «традиционных» A, T, G и C использовано восемь нуклеотидных оснований: + Z, P, S и B. Это на порядок расширяет диапазон химических параметров, в частности, в фармакологии, как и возможности использовать ДНК для хранения информации вне клетки (а-ля USB) и создания наноструктур с заданными свойствами. Или создания сверхчувствительных тестов на заболевания крови. Изначально эта ДНК проектировалась по заказу NASA для астробиологии.
Галопирующая лошадка Annie G «Лошадь в движении», снятая Эдвардом Мейбриджем (Eadweard Muybridge) в 1880-х, вновь поражает воображение. Только теперь это не хронофотографии и зоопраксископ, а видео, закодированное в ДНК-коде.
С одной стороны, это фан, говорит Сет Шипман (Seth Shipman), генетик из Гарвардской медицинской школы. Действительная же задача — разработать молекулярный внутриклеточный записывающий механизм, который позволил бы считывать доподлинную информацию о том, что происходит в окружающей среде (например, для бактерий — накопление тяжелых металлов, солей и прочего). Это значит, что с помощью ДНК мы можем заглянуть в наше общее прошлое и изменить наше будущее.
С одной стороны, это фан, говорит Сет Шипман (Seth Shipman), генетик из Гарвардской медицинской школы. Действительная же задача — разработать молекулярный внутриклеточный записывающий механизм, который позволил бы считывать доподлинную информацию о том, что происходит в окружающей среде (например, для бактерий — накопление тяжелых металлов, солей и прочего). Это значит, что с помощью ДНК мы можем заглянуть в наше общее прошлое и изменить наше будущее.
Новые формы искусства: DNA ART
В 2000 году трансгенный художник Эдуардо Кац создал генетически модифицированного кролика, пересадив ему ген медузы, продуцирующий так называемый «зеленый флуоресцирующий белок» (green fluorescent protein — GFP), который обуславливает способность организма in vivo излучать зеленый свет. Это было сделано в рамках художественного проекта «GFP Bunny».
Вот некоторые из его целей:
Вот некоторые из его целей:
1
изучить понятия нормальности, гетерогенности, чистоты, гибридности и различия;
2
изучить пути адекватного восприятия обществом на эмоциональном и концептуальном уровнях возможности существования трансгенных животных;
3
расширить диапазон художественного творчества за счет стратегий прямого внедрения новых форм жизни.
Это то, что называется химеринг или Ars Chimaera (искусство химер) — сфера художественной деятельности, связанная с целенаправленным конструированием новых, не существующих в природе сочетаний генов, которые позволяют получить организмы с наследуемыми заданными эстетическими свойствами.
В каком-то смысле с развитием медицины и технологии мы берем под контроль нашу собственную эволюцию и напрямую конструируем будущее биологических видов этой планеты. И это накладывает огромную ответственность не только на ученых и философов-этиков, которые думают и пишут об этом сейчас, но и на каждого и каждую из нас.
Мы влияем на эволюцию человека и других видов, сожительствующих с нами. Например, у собак по сравнению с волками, от которых они были селекционно выведены, появилась новая мышца. Фактически она нужна для более успешной коммуникации с человеком. Благодаря ей собаки выражают больший спектр эмоций, например, делают бровки домиком, эффективнее получая от нас заботу, пищу и ласку.
В каком-то смысле с развитием медицины и технологии мы берем под контроль нашу собственную эволюцию и напрямую конструируем будущее биологических видов этой планеты. И это накладывает огромную ответственность не только на ученых и философов-этиков, которые думают и пишут об этом сейчас, но и на каждого и каждую из нас.
Мы влияем на эволюцию человека и других видов, сожительствующих с нами. Например, у собак по сравнению с волками, от которых они были селекционно выведены, появилась новая мышца. Фактически она нужна для более успешной коммуникации с человеком. Благодаря ей собаки выражают больший спектр эмоций, например, делают бровки домиком, эффективнее получая от нас заботу, пищу и ласку.
Редактирование генома
Картирование генов и определение их функций легли в основу ДНК-диагностики генетически детерминированных заболеваний, а также дали возможность их коррекции с помощью генной медицины. Отныне маркеры индивидуального различия людей, ранее идентифицируемые по внешним проявлениям (внешнему облику человека, физическим и физиологическим показателям, включая интеллектуальные способности, предрасположенность к возможным заболеваниям, в том числе наркотической или алкогольной зависимостям, и др.), рассматриваются в строгой зависимости от генетической характеристики индивида, формируя персональную генетическую идентичность. Наследственность перестала быть «данностью». Сейчас это своего рода «интерактивная карта», двоичный код и сумма потенциалов (биохимических, физиологических, интеллектуальных, эмоциональных и прочих) отдельно взятого индивида. Теоретически она полностью поддается интервенции и модификации посредством генно-инженерных манипуляций или биохимической компенсации. Таким образом, центральная догма молекулярной биологии о механизме передачи и реализации наследственной информации, сформулированная Френсисом Криком ещё в 1958 году, дополнилась подробной картой человеческих генов. Принимая во внимание современные возможности биотехнологий «работать» с этой картой, наука потенциально позволила «освободить человеческое тело от биологической судьбы», открывая безграничные перспективы для улучшения здоровья отдельных людей и всего человечества и вместе с тем делая человека «объектом генно-инженерного производства».
“
Расшифровка генетического кода задала качественно новую перспективу и оптику для исследований человека в глубокой взаимосвязи с социальным и философским измерением человеческой жизни.
Если генетическая последовательность — это материальное основание того, что отличает человека как вид и обусловливает его индивидуальную уникальность по отношению к другим людям, то какие последствия несет в себе потенциальная возможность ее целенаправленного изменения? Насколько приватной является генетическая информация? И при каких условиях она может быть использована?
Редактирование наследуемого генома человека, в отличие от редактирования генома соматических клеток (из которых состоит тело и изменения в которых не передаются в ряду поколений), не лечит человека. В лучшем случае эта технология в определенном смысле создает нового человека, отличного от того, который родился у своих родителей.
В этом случае у этики есть законные опасения по поводу применения технологии редактирования генома с целью его улучшения и усовершенствования. Это связано с тем, что, как отмечает американский политолог Фрэнсис Фукуяма в книге «Наше постчеловеческое будущее» (2002), «человеческая природа лежит в основе наших представлений о справедливости, морали и хорошей жизни, и все они претерпят изменения, если эта технология станет широко распространена».
При этом эмпирические исследования подтверждают энтузиазм всего мира в отношении редактирования генома соматических клеток для лечения заболеваний у людей, унаследовавших опасные для жизни или изнурительные заболевания, которые всерьез влияют на качество или продолжительность жизни.
Редактирование наследуемого генома человека, в отличие от редактирования генома соматических клеток (из которых состоит тело и изменения в которых не передаются в ряду поколений), не лечит человека. В лучшем случае эта технология в определенном смысле создает нового человека, отличного от того, который родился у своих родителей.
В этом случае у этики есть законные опасения по поводу применения технологии редактирования генома с целью его улучшения и усовершенствования. Это связано с тем, что, как отмечает американский политолог Фрэнсис Фукуяма в книге «Наше постчеловеческое будущее» (2002), «человеческая природа лежит в основе наших представлений о справедливости, морали и хорошей жизни, и все они претерпят изменения, если эта технология станет широко распространена».
При этом эмпирические исследования подтверждают энтузиазм всего мира в отношении редактирования генома соматических клеток для лечения заболеваний у людей, унаследовавших опасные для жизни или изнурительные заболевания, которые всерьез влияют на качество или продолжительность жизни.
Есть ли у нас основания повторять цикл наследственных заболеваний из поколения в поколение?
Вместо этого люди в репродуктивном возрасте, знающие, что у них есть дефектный ген и существует значительный риск передать генетическое заболевание своему потомству, могут использовать редактирование генома не только для улучшения собственного генетического профиля, но и для снижения или устранения риска для своего потомства. Таким образом, это позволило бы заранее избежать значительного эмоционального и финансового бремени, связанного с рождением ребенка с генетическим заболеванием.
Этот аргумент нередко называют «раз и готово» (англ. one and done).
Потому что генетическая коррекция проводится один раз, а затем передается из поколения в поколение. Кроме того, сторонники редактирования наследуемого генома человека, связанного со здоровьем, настаивают на том, что по сравнению с редактированием генома соматических клеток (то есть не половых клеток, а тех, из которых состоит наше тело и которые не передаются по наследству) эта технология более эффективна для ряда генетических заболеваний, включая заболевания, вызывающие непоправимый одновременный ущерб целым системам органов и разным типам клеток (например, муковисцидоз), некоторые виды рака, а также заболевания, которые приводят к необратимому повреждению до рождения (например, расщепление позвоночника) или гибели плода (например, генетические пороки сердца).
Хотя этот прагматичный аргумент имеет интуитивную привлекательность, важно помнить, что существуют и более безопасные и простые альтернативы редактированию наследуемого человеческого генома. Например, приемное воспитание или, принимая во внимание важность факта наличия генетического родства и проживания опыта беременности, ЭКО с использованием здоровых донорских яйцеклеток, спермы или эмбрионов. Помимо этого, пары могут выбрать сценарий с последующим пренатальным генетическим тестированием и, возможно, абортом или ЭКО с последующим тестированием для выявления эмбрионов с генетическими заболеваниями.
Те, кто придерживается осторожного или негативного взгляда на наследуемое редактирование генома человека, часто указывают на этические и социальные проблемы, связанные с использованием этих технологий. Например, какое будущее нас ожидает, если рождение человека станет результатом в том числе и человеческих манипуляций? И здесь очень важно решать существующие социальные проблемы не за счет биологии.
Хотя этот прагматичный аргумент имеет интуитивную привлекательность, важно помнить, что существуют и более безопасные и простые альтернативы редактированию наследуемого человеческого генома. Например, приемное воспитание или, принимая во внимание важность факта наличия генетического родства и проживания опыта беременности, ЭКО с использованием здоровых донорских яйцеклеток, спермы или эмбрионов. Помимо этого, пары могут выбрать сценарий с последующим пренатальным генетическим тестированием и, возможно, абортом или ЭКО с последующим тестированием для выявления эмбрионов с генетическими заболеваниями.
Те, кто придерживается осторожного или негативного взгляда на наследуемое редактирование генома человека, часто указывают на этические и социальные проблемы, связанные с использованием этих технологий. Например, какое будущее нас ожидает, если рождение человека станет результатом в том числе и человеческих манипуляций? И здесь очень важно решать существующие социальные проблемы не за счет биологии.
ART of ART
Наиболее ярким примером биотехнологической интервенции в «основы жизни», которая на совершенно легитимных и чаще всего морально одобряемых основаниях реализуется уже сейчас, являются практики вспомогательной репродукции (ART — artificial reproductive technologies).
По мнению антропологов, рассматривающих репродуктивные технологии с точки зрения феминистской перспективы, нормализация вспомогательных репродуктивных технологий среди повседневных медицинских практик не гарантировала расширение женской репродуктивной свободы и выхода «дисциплинированного» женского тела из-под пристального контроля медикализации. Антропологические исследования (Inhorn M., Lie M., Strathern M.,Franklin S.,Birenbaum-Carmeli D., et al.) ультимативно проблематизируют ранее четко очерченные оппозиции и дихотомии природного и культурного, концепций дара и услуги в донорстве половых клеток, секса и воспроизводства, дифференциации на формальный и неформальный труд, биологических оснований и социальных показаний, гетеро- и гомосексуальности, локального и глобального доступа к репродукции как к ресурсу и основанию для появления новых форм неравенств.
Исследовательница Мирит Ли (Merete Lie) исследует трансформацию самого понятия гендера с появлением новых репродуктивных практик.
По мнению антропологов, рассматривающих репродуктивные технологии с точки зрения феминистской перспективы, нормализация вспомогательных репродуктивных технологий среди повседневных медицинских практик не гарантировала расширение женской репродуктивной свободы и выхода «дисциплинированного» женского тела из-под пристального контроля медикализации. Антропологические исследования (Inhorn M., Lie M., Strathern M.,Franklin S.,Birenbaum-Carmeli D., et al.) ультимативно проблематизируют ранее четко очерченные оппозиции и дихотомии природного и культурного, концепций дара и услуги в донорстве половых клеток, секса и воспроизводства, дифференциации на формальный и неформальный труд, биологических оснований и социальных показаний, гетеро- и гомосексуальности, локального и глобального доступа к репродукции как к ресурсу и основанию для появления новых форм неравенств.
Исследовательница Мирит Ли (Merete Lie) исследует трансформацию самого понятия гендера с появлением новых репродуктивных практик.
“
Если понимание мужского и женского, настолько фундаментально связано с репродукцией, то каким образом появление новых репродуктивных практик изменяет понимание гендера?
Английская антропологиня Мерилин Стратерн (Marilyn Strathern) в книге «After Nature: English Kinship in the Late Twentieth Century», как и Мирит Ли, отмечает новое понимание природного и культурного в свете репродуктивных технологий, акцентируя необходимость пересмотра понимания природы как «символического пространства, ассоциируемого с женским». Она также обращает внимание на то, что концепт природного и естественного ныне «частично размывается за счет внедрения генетических и репродуктивных технологий», то есть науки как «культурного домена или символического мужского пространства». И если «зачатие отныне возможно производить вне женского тела, то ребенок из пробирки является продуктом науки, то есть в большей степени продуктом культуры, нежели природы», что объясняет название статьи Ли Science as Father? Sex and Gender in the age of reproduction technologies. Технология, как пишут Ли и Стратерн, — это культура без людей. Тогда оплодотворение в пробирке (in vitro) — это смесь «любви и науки».
Исследования, проведенные Гердой Неер (Gerda Neyer) и Лаурой Бернарди (Laura Bernardi), обращают внимание на то, что вспомогательные репродуктивные технологии расставляют новые приоритеты снижения временных и физиологических затрат и рисков. Так, например, вынашивать ребенка отныне может негенетическая мать, а рисков развития наследственных заболеваний можно избежать благодаря возможности выбора наиболее «генетически перспективного» родителя из банка донорских половых клеток. В качестве одной из стратегий повышения притягательности репродуктивных услуг фокус сдвигается от «количества» детей к выбору времени — timing, сознательному регулированию возрастного репродуктивного периода и/или момента реализации репродуктивного потенциала. В медийных репрезентациях, например, в рекламе, как правило, обходят вниманием высокую вероятность повторных обращений или незапланированных результатов, например, частые многоплодные беременности, укрепляя образ безотказности науки перед несовершенной природой, а также позиционируя вспомогательные технологии в качестве надежного подспорья естественной репродукции.
Исследования, проведенные Гердой Неер (Gerda Neyer) и Лаурой Бернарди (Laura Bernardi), обращают внимание на то, что вспомогательные репродуктивные технологии расставляют новые приоритеты снижения временных и физиологических затрат и рисков. Так, например, вынашивать ребенка отныне может негенетическая мать, а рисков развития наследственных заболеваний можно избежать благодаря возможности выбора наиболее «генетически перспективного» родителя из банка донорских половых клеток. В качестве одной из стратегий повышения притягательности репродуктивных услуг фокус сдвигается от «количества» детей к выбору времени — timing, сознательному регулированию возрастного репродуктивного периода и/или момента реализации репродуктивного потенциала. В медийных репрезентациях, например, в рекламе, как правило, обходят вниманием высокую вероятность повторных обращений или незапланированных результатов, например, частые многоплодные беременности, укрепляя образ безотказности науки перед несовершенной природой, а также позиционируя вспомогательные технологии в качестве надежного подспорья естественной репродукции.
Должны ли родители выбирать детей и их таланты? И как быть с правом на открытое будущее? К слову, это один из самых серьезных аргументов в этических дебатах о designer babies.
Термин «дизайнерские дети» вошел в популярную культуру в середине — конце 1980-х годов. И на тот момент это не имело никакого отношения к воспитанию детей, а было частью целой дизайнерской эры — времени, когда на Западе слово «дизайнер» с его коннотацией «дорогой и эксклюзивный» применялось практически к любому продукту: джинсам, кухням, кроватям, белью, домашним животным и даже детям.
“
Это маркетинговое безумие произошло в то время, когда богатые родители и представители среднего класса предпочитали вкладывать больше финансовых и других ресурсов в меньшее количество детей. По мере того как родители делали эти инвестиции, их стремление к «идеальным» детям возрастало. Так начался сдвиг в социальных и культурных нормах, что привело к современной практике обращения с младенцами и детьми как с товаром или продуктом
При этом рождение детей с намеренно измененными признаками — это то, что уже происходит. По крайней мере, в практиках селективной репродукции, генной инженерии с терапевтической целью, а также практиках вспомогательной репродуктивной медицины.
Улучшение человека
У людей есть много ограничений: когнитивных, физических и, конечно, моральных.
Когда наука предлагает нам возможность преодолеть эти ограничения, нам стоит задаться этическим вопросом, должны ли мы это делать. Технология, которая может нас вылечить, может нас и улучшить.
Например, пластическая хирургия появилась в Первую мировую войну, чтобы помочь людям, получившим серьезные увечья на фронте, вернуть их нормальные лица. Получив в свое распоряжение технологии, мы можем задаться вопросом, почему мы должны остановиться на норме, если эти технологии можно использовать для того, чтобы стать лучше. Так, например, современная пластическая хирургия занимается улучшением нашего нормального лица или тела — и вот мы уже обладаем красотой суперлюдей. При этом грань между терапией и улучшением может быть действительно очень тонкой. Возможно, особенно ярко это проявляется в репродуктивной медицине. К слову, это также вопрос из социологии медицины о подвижности самого понятия нормы. О том, что можно не вылечить, а исправить то, что мешает. А отсюда — один шаг до апгрейда.
Например, мы можем попытаться использовать технологию редактирования генома, чтобы приблизиться к «идеальному» человеку (как если бы мы были не более, чем набором генов) и обнаружить, что невольно принимаем определенную однородность и становимся менее терпимыми к воспринимаемому несовершенству. Особое беспокойство вызывает то, что «различие» будет восприниматься как «инвалидность» и как нечто, что нужно устранить, а не приспособить. Таким образом, наиболее драматический долгосрочный потенциальный вред этой новаторской технологии может быть социальным, а не биологическим.
Многие футурологи и популяризаторы науки говорят о настоящем времени, как о революции, которая произойдет в течение нескольких десятилетий и впервые в истории изменит человеческое тело, мозг и ум. Именно они станут основными товарами будущего. Не машины, не оружие, но наши тела и мозги.
Когда наука предлагает нам возможность преодолеть эти ограничения, нам стоит задаться этическим вопросом, должны ли мы это делать. Технология, которая может нас вылечить, может нас и улучшить.
Например, пластическая хирургия появилась в Первую мировую войну, чтобы помочь людям, получившим серьезные увечья на фронте, вернуть их нормальные лица. Получив в свое распоряжение технологии, мы можем задаться вопросом, почему мы должны остановиться на норме, если эти технологии можно использовать для того, чтобы стать лучше. Так, например, современная пластическая хирургия занимается улучшением нашего нормального лица или тела — и вот мы уже обладаем красотой суперлюдей. При этом грань между терапией и улучшением может быть действительно очень тонкой. Возможно, особенно ярко это проявляется в репродуктивной медицине. К слову, это также вопрос из социологии медицины о подвижности самого понятия нормы. О том, что можно не вылечить, а исправить то, что мешает. А отсюда — один шаг до апгрейда.
Например, мы можем попытаться использовать технологию редактирования генома, чтобы приблизиться к «идеальному» человеку (как если бы мы были не более, чем набором генов) и обнаружить, что невольно принимаем определенную однородность и становимся менее терпимыми к воспринимаемому несовершенству. Особое беспокойство вызывает то, что «различие» будет восприниматься как «инвалидность» и как нечто, что нужно устранить, а не приспособить. Таким образом, наиболее драматический долгосрочный потенциальный вред этой новаторской технологии может быть социальным, а не биологическим.
Многие футурологи и популяризаторы науки говорят о настоящем времени, как о революции, которая произойдет в течение нескольких десятилетий и впервые в истории изменит человеческое тело, мозг и ум. Именно они станут основными товарами будущего. Не машины, не оружие, но наши тела и мозги.
Что если эта революция будет крупнейшей в нашей истории? Все предыдущие революции — французская, индустриальная или сексуальная — меняли политику, экономику и общество, но не самих людей.
Уже сейчас мы старательно и намеренно учимся изменять нашу ДНК не только в терапевтических целях. И вместе с ней — наш мозг и наши способности. Можно сказать, что это первый тренд человеческого улучшения. Второй путь — более радикальный. Он заключается в соединении органических и неорганических частей.
Футуролог и популяризатор науки Хуан Энрикез (Juan Enriquez) предлагает вообразить такой сценарий: человек плохо слышит и меняет свои уши на биомеханические. К слову, современные кохлеарные импланты не только возвращают человеку нормальный слух, но и расширяют его возможности, позволяя локализовать источник звука, воспринимать звуки избирательно или переводить речь на иностранном языке. Потом у человека начинает барахлить сердце и мы добавляем пейсмейкер — водитель ритма, имплантируемый в сердце, вставляем искусственные клапаны и в конечном итоге заменяем сердце на биомеханическое. Наконец, что-то случается с мозгом, и мы хотим заменить и его.
Футуролог и популяризатор науки Хуан Энрикез (Juan Enriquez) предлагает вообразить такой сценарий: человек плохо слышит и меняет свои уши на биомеханические. К слову, современные кохлеарные импланты не только возвращают человеку нормальный слух, но и расширяют его возможности, позволяя локализовать источник звука, воспринимать звуки избирательно или переводить речь на иностранном языке. Потом у человека начинает барахлить сердце и мы добавляем пейсмейкер — водитель ритма, имплантируемый в сердце, вставляем искусственные клапаны и в конечном итоге заменяем сердце на биомеханическое. Наконец, что-то случается с мозгом, и мы хотим заменить и его.
Возможно, в случае серьезных травм и повреждений дело не ограничится титановыми протезами снаружи тела или новым экзоскелетом, который может не только решить проблему нехватки конечности, но и вывести наши физические способности на новый уровень. Возможно, в итоге мы будем брать свой генетический код и изменять части своего тела, потому что это будет дешевле, эффективнее и уникальнее любых протезов.
И пока мы об этом говорим, в институте Крэйга Вентера пытаются разобраться, как перепрограммировать клетки — это позволит изменять клетки в органах. Научившись изменять клетки в органах, мы, вероятно, сможем сделать их устойчивыми к радиации. Или научим поглощать больше кислорода. Или эффективнее фильтровать вещества, ненужные нашему телу.
Когда-то на смену Homo erectus пришел Homo sapiens. И мы не рассматриваем это, как уничтожение Homo erectus, но говорим об этом, как об улучшении. Израильский философ Юваль Ной Харари предлагает называть человеческий вид не только так, как принято в современной таксономии: Homo sapiens sapiens (человек современной анатомии), а Homo Deus — человек божественный, наделенный способностью изменять себя, свою природу и природу вокруг себя.
И пока мы об этом говорим, в институте Крэйга Вентера пытаются разобраться, как перепрограммировать клетки — это позволит изменять клетки в органах. Научившись изменять клетки в органах, мы, вероятно, сможем сделать их устойчивыми к радиации. Или научим поглощать больше кислорода. Или эффективнее фильтровать вещества, ненужные нашему телу.
Когда-то на смену Homo erectus пришел Homo sapiens. И мы не рассматриваем это, как уничтожение Homo erectus, но говорим об этом, как об улучшении. Израильский философ Юваль Ной Харари предлагает называть человеческий вид не только так, как принято в современной таксономии: Homo sapiens sapiens (человек современной анатомии), а Homo Deus — человек божественный, наделенный способностью изменять себя, свою природу и природу вокруг себя.
Изабель Стенгерс, бельгийская философка науки, опубликовала книгу «Другая наука возможна». В ней Стенгерс беспокоится о растущей конкуренции среди научных лабораторий, а также приватизации науки, связанной со стремлением генерировать быстрые факты для удовлетворения экономики знаний. Авторка также обеспокоена тем, что иногда коммерческие интересы формируют программу исследований таким образом, что это заставляет науку служить интересам корпораций, а не общества.
Slow science, или медленная наука, строится на принципах движения slow food (медленной еды) 1980-х годов. Это движение возникло как реакция на образ жизни fast food в западных странах, где скорость и количество стали считаться определяющими характеристиками хорошей еды. Сторонники движения slow food настаивали на том, что качество продуктов, рецептурность, осознанный подход и сама культура еды значительно важнее погони за скоростью потребления.
По аналогии slow science бросает вызов доминирующей культуре скорости в науке — культуре, в значительной степени поддерживаемой личными и коммерческими интересами. Ведь в академических кругах профессиональный успех во многом зависит от количества публикаций, а многие ученые следуют логике publish or perish (публикуй или умри).
Авторы Манифеста Slow Science настаивают, что современная наука должна быть ориентирована на повышение блага всего общества, а не логику бизнес-модели. Знание — это всеобщее достояние, а образование и наука должны быть для всех. Одним из актуальных подходов в этом ключе является понятие open science — открытой науки. Согласно Рекомендациям UNESCO по Открытой науке, принятым в ноябре 2021 года, открытая наука определяется как инклюзивная система, объединяющая в себя все научные дисциплины и аспекты научной практики, включая фундаментальные и прикладные, естественные и социальные, а также гуманитарные науки. Концепция open science основана на открытом научном знании, открытой научной инфраструктуре, коммуникации, сотрудничестве и обмене информацией во благо науки и общества, наравне с важностью передачи научных знаний общественным деятелям за пределами традиционного научного сообщества.
Slow science, или медленная наука, строится на принципах движения slow food (медленной еды) 1980-х годов. Это движение возникло как реакция на образ жизни fast food в западных странах, где скорость и количество стали считаться определяющими характеристиками хорошей еды. Сторонники движения slow food настаивали на том, что качество продуктов, рецептурность, осознанный подход и сама культура еды значительно важнее погони за скоростью потребления.
По аналогии slow science бросает вызов доминирующей культуре скорости в науке — культуре, в значительной степени поддерживаемой личными и коммерческими интересами. Ведь в академических кругах профессиональный успех во многом зависит от количества публикаций, а многие ученые следуют логике publish or perish (публикуй или умри).
Авторы Манифеста Slow Science настаивают, что современная наука должна быть ориентирована на повышение блага всего общества, а не логику бизнес-модели. Знание — это всеобщее достояние, а образование и наука должны быть для всех. Одним из актуальных подходов в этом ключе является понятие open science — открытой науки. Согласно Рекомендациям UNESCO по Открытой науке, принятым в ноябре 2021 года, открытая наука определяется как инклюзивная система, объединяющая в себя все научные дисциплины и аспекты научной практики, включая фундаментальные и прикладные, естественные и социальные, а также гуманитарные науки. Концепция open science основана на открытом научном знании, открытой научной инфраструктуре, коммуникации, сотрудничестве и обмене информацией во благо науки и общества, наравне с важностью передачи научных знаний общественным деятелям за пределами традиционного научного сообщества.
ЧТО ПОЧИТАТЬ
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
Задание для получения сертификата
Задание «Несуществующие книги»
Придумайте название трех книг об актуальных вопросах биоэтики и биотехнологической реальности и напишите к ним аннотацию. Жанр книги может быть любой. Вы также можете сгенерировать обложки для ваших книг в сервисе canva.com.
Предлагаемый формат: pdf / png
Вы можете воспользоваться софтом Book cover maker.
Задание «Истории и сценарии будущего» / «Что значит быть человеком в век биотехнологий»
Напишите фабулу фильма-антиутопии или создайте комикс, где основной конфликт разворачивался бы вокруг социальных последствий неосторожного использования практик современной биомедицины и биотехнологий. Используйте для этого материалы курса, информацию о социальных аспектах редактирования генома, трендах регенеративной медицины, биохаккинга, создания химерных организмов и т.д.
Предлагаемый формат: текст (doc, pdf), комикс pdf/png
Вы можете воспользоваться софтом Comic strip maker
Выполненное задание отправьте на емейл prostoprogender@gmail.com с пометкой Задание для получения сертификата. Курс «Открытое будущее биотехнологий, природы и человека».
Придумайте название трех книг об актуальных вопросах биоэтики и биотехнологической реальности и напишите к ним аннотацию. Жанр книги может быть любой. Вы также можете сгенерировать обложки для ваших книг в сервисе canva.com.
Предлагаемый формат: pdf / png
Вы можете воспользоваться софтом Book cover maker.
Задание «Истории и сценарии будущего» / «Что значит быть человеком в век биотехнологий»
Напишите фабулу фильма-антиутопии или создайте комикс, где основной конфликт разворачивался бы вокруг социальных последствий неосторожного использования практик современной биомедицины и биотехнологий. Используйте для этого материалы курса, информацию о социальных аспектах редактирования генома, трендах регенеративной медицины, биохаккинга, создания химерных организмов и т.д.
Предлагаемый формат: текст (doc, pdf), комикс pdf/png
Вы можете воспользоваться софтом Comic strip maker
Выполненное задание отправьте на емейл prostoprogender@gmail.com с пометкой Задание для получения сертификата. Курс «Открытое будущее биотехнологий, природы и человека».