Гендер как система установок, норм и ценностей в отношении людей на основании приписанного им анатомического пола неразрывно связан с культурой. Гендер — это одновременно продукт культуры и ее главное скрепляющее звено. Каждая отдельная культура формирует собственную гендерную систему, и каждая гендерная система поддерживает специфическую культуру.

Например, многие исследователь_ницы полагают, что в данный момент правящие элиты в Беларуси взяли курс на консервативную культурную модель. В такой модели главную ценность представляет укрепление важности социальных институтов вроде церкви, государства и семьи. Эта культура предполагает четкое разделение социальных ролей для женщин и мужчин и фокус на семью и детей. В такой культуре даже на уровне фантазии нет места для ЛГБТКИ людей, потому что они не вписываются в социальные нормы.

Как легко можно заметить, не все готовы участвовать в такой культуре. Социальное напряжение, вызванное жесткими нормами, выливается в гендерное беспокойство. Все больше людей в Беларуси отказываются выполнять предписанные гендерные роли: женщины не готовы рожать детей в раннем возрасте, мужчины хотят больше времени проводить внутри семей, а дискуссии о необходимости более гибкого подхода к разделению обязанностей дома и на работе становятся частью общественных обсуждений.

Именно гендерная система, ее структура и предложенные в ней нормы определяют нашу жизнь. На какую работу мы можем ходить, как можем себя вести, какую одежду можем выбирать, чем можем заниматься в свободное время, какой секс можем практиковать, какие виды отношений можем заводить с людьми — все это продиктовано культурным нормами, которые в сочетании с гендерной системой создают любопытные комбинации. Так, например, в Беларуси существует список запрещенных профессий для женщин, существование которого государство обосновывает защитой репродуктивных функций и здоровья женщин.

На одном этом примере можно увидеть рой нескольких гендерных норм: во-первых, женщина должна рожать, во-вторых, эта ее функция настолько ценна, что все другие желания и потребности женщины отходят на второй план, в-третьих, государство может вмешиваться в выбор и самоопределение женщин, если считает необходимым.

Другой пример. В Беларуси в значительной степени разнится возраст смерти мужчин и женщин. В среднем, мужчины умирают в 64 года, а женщина — в 78. Этот разрыв часто объясняется тем, что социально от мужчин требуют быть более вовлеченными в работу, а кроме этого, их собственное внимание к своему самочувствию и здоровью снижено, потому что у нас не принято, чтобы мужчины обращали на такое внимание.

Еще один пример. Мы живем в культуре, где предполагается, что мужчины должны принимать участие в милитаризме: мальчиков забирают в армию, где из них должны сделать мужчин. Вместе с этим, несмотря на наличие этого гендерного предписания — идти в армию — многие беларусские мужчины считают, что это травмирующий опыт, который сказывается на мужчинах скорее негативно, чем позитивно.

Все эти примеры показывают, как гендер влияет на возможности, которые у нас есть на основании того, считаемся ли мы женщинами или мужчинами.

Кроме этого, гендер в культуре формирует пласт репрезентации. Мы постоянно окружены визуальными образами: в кино, в сериалах, в рекламе, в социальных сетях — и каждый день мы видим, как должны выглядеть «нормальные» люди.

Если говорить о мейнстримовой репрезентации в Беларуси сейчас, мне кажется, есть два параллельных пласта. Один из них — консервативная репрезентация, которая связана с традиционалистской культурой, о которой я говорил выше. Это женщины в платьях и большом количестве косметики, которых охраняют мужчины в военной форме, на постерах социальной рекламы. Другая репрезентация скорее близка к неокапитистической гендерной системе. Это то, что мы визуально считываем как условно «европейское»: модные женщины и мужчины в брендовой одежде, которые следят за собой и своим внешним видом.

Безусловно, такая репрезентация регулярно подвергается острой критике, потому что она не может вместить многообразие людей и их экспрессии. Дискуссии о бодипозитиве, реалистичном изображении женщин разных возрастов, о включении гендерно-неконформных людей — все это реакция на гендерные нормы в культуре.

Когда мы начинаем говорить об этих нормах и разбирать, какие из них для нас некомфортны, мы создаем социальное пространство для изменений. Например, в 2016 общественная организация «Ее права» дала старт огромной дискуссии о сексизме в рекламе на примере рекламы Mark Formelle. В этой рекламе, по словам активисток, женщина демонстрировалась как сексуальный объект, изображалась в мало естественных, искушающих и соблазняющих позах и образах, что ее дегуманизировало. Активистки направили жалобу в Mark Formelle, после чего на протяжении нескольких месяцев почти весь беларусский интернет обсуждал, что является сексизмом, а что — нет. Несмотря на очень разные позиции в этой дискуссии: кто-то считал, что повод надуманный, а кто-то, наоборот, поддерживал активисток в том, что белье для женщин не может выставлять их в качестве безвольных сексуальных объектов, активистки добились главного. Они запустили большой процесс осмысления, что допустимо в Беларуси здесь и сейчас, и как мы можем влиять на среду, в которой мы живем.